банд в районе волостей Рогозерской, Тунгудской, Кадожской, Вокнаволоцкой, Тихтозерской, Ухтинской, Погоской, частью Костен—ской и Маслозерской – 1000—1500 чел. По проверенным сведениям в Вокнаволоцкой волости имеется 50—60 чел. приезжих из Финляндии из числа ранее бежавших карел…»[298].

В октябре 1921 г. первым перешел границу отряд финского офицера Токкунена численностью в 60 человек. Вслед за ним в различных волостях перешли границу другие отряды и, по данным советских информсводок, «слившись с бандами местного происхождения, поддавшимися на удочку белогвардейских финских офицеров, начали свою каинову работу… производя набеги на деревни, разоряя лесные и рыболовные промыслы, склады и советские учреждения. Деревни и села, населенные не сочувствующим бандитам элементом и пытавшиеся не повиноваться их распоряжениям в отношении поставки подвод, продовольствия и др., беспощадно сжигались»[299].

В конце 1921 – начале 1922 гг. шла усиленная вербовка добровольцев в Карелию во всех городах Финляндии. Контингент завербованных относился к финским карелам, кронштадтским мятежникам. В информационной сводке на 1 января 1922 г. отмечалось увеличение численности повстанцев и усиление процесса объединения действующих отрядов, формирования из них боевых единиц – полков. Полки строились по территориальному принципу: деревня, имеющая 30—40 дворов и более, составляла роту, 4 роты сводились в батальон, 3 батальона составляли полк. Роты носили название деревень, в которых они были сформированы. Приведенные в сводке отрывочные данные о составе отдельных отрядов также подтверждают факт участия в восстании местного населения. Отряд в деревне Костамукша численностью в 120 человек под командованием трех финских офицеров состоял на одну треть из финских добровольцев и на две трети из карел. В деревне Кудом Губа такой же отряд состоял на 30% из финских добровольцев. Из карел—беженцев, работавших в восточной пограничной полосе, был сформирован отряд в 750 человек[300]. Участие карельского крестьянства в восстании, таким образом, опровергает преувеличенную роль финских добровольцев. Повстанчество имело опору в местном населении. Кроме того, перечисление волостей, население которых поддерживало восставших, показывало, что им сочувствовали не только карелы, но и представители других национальностей.

Финские добровольцы обеспечивали поддержку карельских повстанцев вооружением, снабжением и организацией военных отрядов. Общее руководство осуществлял командующий войсками финский офицер Тулонен. Штаб вооруженных сил находился в Ухте, возглавлял его финский офицер Тусконда. В качестве резерва при штабе находился отряд «Медвежья гора». Войска были разделены на два фронта – Северный и Южный. В Северный входили Архангельский полк – 827 человек, Олангский отряд – 205, отряд Алоярви – 66 человек. Полк делился на три батальона, батальон – на три роты, рота – на три отряда, отряд – на три звена. В полку были два разведотделения, пулеметная команда – 30 человек, 4 пулемета. Общая численность войск фронта – 1098 человек. В Южный фронт входил Карельский партизанский (лесной) полк со штабом в Кимасозере. В нем было 4 батальона (один из них – лыжный) по 250 человек; общая численность фронта – 1210 человек, в каждом батальоне – по 4 роты, включая пулеметную и резервную (100 чел.), 150 подвод. Всего на территории Карелии силы повстанцев насчитывали 2708 человек[301].

Командованием повстанцев был отдан приказ о мобилизации карел в занятых районах. Набор среди мужского населения от 18 до 45 лет производился и добровольно, и по принуждению. Как отмечалось в советских оперативных сводках, «мобилизации проводились почти всюду насильственным путем, кроме Тунгудской и Ухтинской волостей, где большинство мужчин еще в начале бандитского движения явились в банды добровольно»[302]. Восстание начиналось при опоре на местное население. Для снабжения использовались продукты, поступающие из Финляндии. При этом «Верховный комитет Карелии», хотя и скудно, обеспечивал не только свою армию, но и местное население. Для этой цели им были созданы в деревнях «этапные комендатуры», задача которых состояла в распределении продовольствия среди мирных жителей.

Обобщающие данные об отношении населения к восстанию приведены в «Ориентировке» главкома РККА С. С. Каменева о политическом положении в Карелии по состоянию на 25 и 26 декабря 1921 г., адресованной председателю Реввоенсовета Республики Л. Д. Троцкому: «Из оценки настроения по волостям оказывается, что из всех 46 волостей бесспорно на нашей стороне 26…, в выжидательном настроении 11…, и не сочувствующих нам 11. На вопрос: указать волости, захваченные бандитами, местные работники назвали 7 волостей: Тунгудская, Ребольская, Вокнаволоцкая, Тихтозерская, Ухтинская, Поросозерская, Маслозерская». О враждебном отношении к советской власти свидетельствовали случаи уничтожения и порчи местным населением неохраняемых линий связи в приграничных районах. Вместе с тем в Ребольской волости при отходе частей Красной Армии населением было оказано содействие – выделены подводы и проводники из числа местных жителей. В Тунгудской и Маслозерской волостях при проведении повстанцами мобилизации часть жителей сбежала. По поводу пополнения повстанческих отрядов за счет местных жителей отмечалось, то «бандиты проявляют активность лишь вдоль границы, опасаясь отрываться от последней. Между тем, – по оценке Каменева, – если бы они чувствовали поддержку населения, то, вероятно, шли бы вглубь, тем более, что порча железных дорог является, казалось бы, одной из важнейших задач противника»[303].

Оценка ситуации оказалась противоречива. В одной из сводок командования Красной Армии говорилось: «Местное население Карелии в большей части отказывалось от участия в „восстании“, в силу чего его мобилизовывали под угрозой расстрела и сожжения имущества. При отступлении повстанцы насильно уводили с собой мобилизованных или отправляли их с конвоем на территорию Финляндии, оставляя в деревнях одних женщин и детей. Особенно это соблюдалось в пограничной полосе, где в деревнях осталось по нескольку человек – исключительно стариков, и в некоторых одни только женщины и дети»[304]. Однако в политсводке за 31 марта уход крестьян в ряде волостей характеризовался иначе: «В Ребольском районе положение крайне тяжелое. Ощущается недостаток продовольствия. Нет фуража для рабочего скота, бандами угнано в Финляндию много лошадей. Из Ребольского района ушли добровольно с бандами 200 мужчин и 308 женщин. Кроме того, бандами мобилизовано до 300 мужчин. Оставшееся население нетрудоспособно. Лесозаготовительные работы не проводятся. В Ухтинском районе сохранилось всего 15% рогатого скота и 5% лошадей»[305]. Уход за кордон был относительно массовым. В Финляндию для работы среди карел—беженцев ушли три санитарных отряда. В Гельсингфорсе было создано особое бюро для поиска и предоставления беженцам работы. За один месяц 305 беженцев были отправлены на сельхозработы. Молодых женщин было решено направить в школы огородничества, мужчин – в сельхозучилища. О враждебности пограничного населения телеграфировал Троцкому Зиновьев[306]. Другой документ свидетельствовал об озлобленном настроении крестьян в связи со сбором продналога. «В Туломозерской волости имели место волнения крестьян в связи с неправильной раскладкой продналога… Отношение крестьянства к советской власти большей частью безразличное»[307].

Для подавления восстания советское военное командование сосредоточило значительные силы. Командующим войсками Карельского района был назначен начальник Петроградского укрепрайона известный военачальник по Гражданской войне – А. Сидякин. Было решено немедленно перебросить из Тамбовского района в Петрозаводск две стрелковые бригады. Из состава войск Петроградского военного округа прибывали учебно—кадровые полки и дивизионные школы двух дивизий. В район военных действий было направлено три бронепоезда, авиаотряд и, по специальному распоряжению главкома, поезд связи штаба РККА с Западного фронта с пятью ротами обеспечения.

Отчетливо выраженные национальные черты имели протестные явления в Сибири. Значительную часть сибирского сельского населения составляли так называемые «инородцы». Население крупных этнических районов отличалось малограмотностью. На «инородцев» значительное влияние оказывали сложившиеся местные национальные элиты.

В лубковщине в Мариинском уезде Томской губернии в сентябре 1920 г. значительную роль играли представители татарского населения. Татары составляли основную часть повстанческого отряда Петра Лубкова. Причем вступали они в отряд добровольно. Так, например, татарская деревня Теплая Речка дала Лубкову до 170 человек добровольцев, деревня Нижегородка – до 40 человек добровольцев. Добровольчество объяснялось в значительной мере трудным материальным положением татарского населения. Вступая добровольцами, отмечалось в сводке Томской губчека, они говорили: «Лупка (Лубков) дает торговать, коммунист не тает таркавать, так надо пить камунист, путем прать Мариинск, мала—мала будем себе иметь мануфактуру». Жители татарского таежного поселка Тукаево, враждебно настроенные по отношению к власти, скрывали Лубкова в доме татарина Гайсина и помогли ему уйти в енисейскую тайгу, когда поселок был окружен кавалерийским отрядом 14 октября 1920 г. В ходе длительного и неравного боя окруженный дом был подожжен, однако Лубкову удалось скрыться[308]. За участие в восстании выездной